Пирамида

29.12.2021

Все это случилось из-за того, что я сдал свою машину в ремонт. Пожилой мастер, сняв засаленную кепку и задумчиво почесав зарождающуюся плешь, вынес свой неутешительный вердикт:

— Вам это обойдется тысяч в тридцать, а может, и в пятьдесят. Работа плюс запчасти.

Понимая, что вряд ли найду цены ниже, я договорился, что заберу машину из автосервиса послезавтра и поехал в тот день на работу на общественном транспорте. По долгу службы мне приходится много колесить по городу, поэтому потеря машины, пусть и временная, заставила меня не только надышаться испарениями потных тел в московской подземке, но и поменять кое-какие планы на ходу. Я обзвонил несколько клиентов, объяснил ситуацию и перенес встречи на следующую неделю. Никто не возражал, кроме одного особенно упрямого мужика, который, захлебываясь и постанывая из телефонной трубки, настаивал на том, чтобы я подъехал непременно сегодня.

Пирамида

Делать было нечего, и чтобы скоротать время я сделал то, чего обычно не делаю — заглянул в небольшое дешевое кафе в ближайшем торговом центре. Здесь было полно народу, но мне, пусть и не сразу, удалось примоститься на длинном грязноватом диванчике в углу, возле которого стоял шаткий столик на двоих человек и несуразный стул с блестящими металлическими ножками и сиденьем из искусственной кожи.

С облегчением я плюхнулся прямиком на жесткий матерчатый диван и извлек из сумки планшет, чтобы проверить котировки ценных бумаг и, в случае необходимости, сбалансировать портфель. Рынок падал, но не смотря на некоторые акции, которые заметно сдали в цене за последние дни, моя консервативная стратегия инвестирования приносила свои плоды: стоимость портфеля находилась пусть и в небольшом, но все-таки плюсе. Прихлебывая безвкусную коричневую жижу, которую тут по недоразумению или чьему-то недосмотру называли кофе, я с головой нырнул в просмотр многочисленных таблиц, графиков, «стаканов» и прочей биржевой требухи. Да так увлекся своим занятием, что даже не поднял головы, когда у меня над ухом прозвучал зычный мужской голос:

— Можно?

Продолжая колдовать над планшетом, я кивнул и сделал приглашающий жест, указывая на стул напротив моего диванчика.

— Спасибо, — пробасил незнакомец и невзначай поинтересовался: — Акциями торгуете?

Только тут я взглянул на него. Передо мной сидел мужчина неопределенного возраста с одутловатым розовым лицом и давно не стриженной окладистой бородой, которая торчала во все стороны седеющими клочьями, и такими же ободранными длинными усами. На нем была надета болотного цвета фланелевая кофта, с протертыми локтями, а шея жирными складками упиралась в замусоленный воротник темно-синей рубашки с белыми нитками на сгибах. Возможно, когда-то голову незнакомца украшала лохматая шевелюра, под стать растительности на лице, но теперь ее место прочно заняла блестящая лысина, которую мужчина принялся заботливо промокать бумажной салфеткой, взятой прямо со стола. При этом он улыбался, показывая редкие, местами подгнившие зубы.

«Попрошайка!» — не колеблясь, определил я и стал оглядываться в поисках другого столика.

— Вы извините, — продолжал мой необъятный сосед. — Больше мест не было, поэтому я к вам…

К сожалению, он оказался прав. Кафе было крошечным и, видимо, популярным. Все стулья уже заняли, а на единственном диванчике восседал я сам, поэтому мне ничего не оставалось, как недовольно хмыкнуть что-то неопределенное и сделать вид, что кроме планшета меня на свете, ровным счетом, ничего не интересует.

Впрочем, мужчина не обиделся и только ухмыльнулся в бороду. Перед ним стоял поднос со всякой дурно пахнущей снедью, которую он тут же принялся поглощать под шуршание одноразовой посуды, притом смачно чавкая и явно получая удовольствие от процесса. Насытившись, незнакомец громко рыгнул, обдав меня зловонием давно не чищенных зубов и с задумчивым видом, поглядывая на меня, принялся жевать кончик зубочистки.

— Суета это все… — изрек он наконец лениво.

— Вы, простите, о чем? — осторожно поинтересовался я, стараясь не дышать.

— Биржа, акции, торговля эта вся.

— А что тогда не суета?

— Жизнь, люди, вот это все. — Он обвел руками тесное помещение кафе.

Продолжать разговор и спорить я не намеревался. Вместо этого я залпом, обжигая горло, выпил кофе стал запихивать скользкий планшет обратно в сумку, собираясь как можно скорее уйти. Незнакомец продолжал безучастно сидеть, иногда по-дурацки посмеиваясь своим мыслям и поглаживая бороду.

— П-простите… — Возле нашего столика появилась совсем молоденькая девушка, почти девочка, симпатичная, со странным, будто влажным выражением глаз. В руках она сжимала какую-то книгу, которую протягивала моему собеседнику. — Вы не дадите автограф?

— Отчего ж не дать? — засмеялся тот, и вокруг глаз у него образовалась сеточка из мелких морщинок.

Нимало не смущаясь, мужчина вытряхнул из бороды остатки трапезы и достал откуда-то из-под кофты обгрызенную ручку, насколько я успел заметить, с красными чернилами.

— Кому?

— М-маше. Марии, то есть, — девушка смотрела на него во все глаза, ее язык заплетался, брови поднялись домиком, а сама она заметно дрожала.

— Ага… — Мужчина размашисто расписался на форзаце книги и вернул ее обратно. — Держите, Машенька.

Все еще воюя с планшетом, я воровато бросил взгляд на обложку. На ней значилось: «Фундаментальный анализ. Георгий Максимов».

— Простите! — чуть было не закричал я.  — Вы Максимов?

Мужчина величественно кивнул, и его щеки стали еще розовее.

— Тот самый академик Максимов?!

—  К вашим услугам.

Я уставился на него. Человек-гора, финансовый гений и автор экономических теорий, тот с кем советовались крупные бизнесмены, политики и президенты, сидел напротив и непринужденно пожевывал свою зубочистку, щерясь беззубой улыбкой. Да что там политики! На учебниках Максимова я, как и бесчисленное количество студентов нашей финансовой академии, учился и знал почти все, что знаю, во многом благодаря его трудам. Но стоп! Почему он так странно выглядит? Я снова посмотрел на его бороду, кофту, веснушчатые руки и объедки на подносе. Академик проследил за моим взглядом и кивнул.

— Знаю, о чем вы подумали. Почему, дескать, такой известный и уважаемый человек так убого выглядит и жрет всякую нездоровую пищу, а?

Я нехотя согласился и почувствовал, что в кафе становится жарче.

— Согласен, и в самом деле, странно. — Он наклонился ближе. — Понимаете, все дело в пирамиде.

— В чем?

— В пирамиде. Маслоу. Только в ней. Знаете, что это?

— Слышал…

— Тогда, должно быть, вы в курсе, что это умозрительная конструкция, которую и впрямь часто изображают в виде пирамиды, а точнее, в виде равнобедренного треугольника, — натренированным голосом лектора начал рассказывать академик. — В ее основании рисуют базовые потребности человека: сон, еду, крышу над головой, безопасность и так далее. А в вершине — более сложные: личную свободу, самореализацию и признание. Подразумевается, что люди, реализуют свои потребности, двигаясь снизу-вверх, от основания пирамиды и, по мере достижения определенного уровня, начинают стремиться к следующему, тому, что ближе к вершине.

Он замолчал, схватил свой бумажный стаканчик и заглянул внутрь в надежде, что там осталось еще что-нибудь, разочарованно крякнул и вернул его обратно на поднос. Заинтригованный, я выжидательно молчал. Академик, видя мой интерес, продолжил:

— Исключение не составлял и ваш покорный слуга. До недавнего времени. Видите ли, как вам наверняка известно, я принадлежу к научным кругам и, в свое время, даже принял участие в составлении нашей экономической программы, — принялся объяснять академик. — Меня приглашали выступать на все именитые международные экономические форумы, я даже написал несколько книг. Быть может, вы их читали, раз играете на бирже.

— Еще бы! Вы мой учитель. Ваша модель беспроигрышной игры на падающем рынке бесподобна!

— Спасибо, спасибо…

— А кроме того, вы были награждены нобелевской премией по экономике несколько лет назад, — припомнил я с жаром. — Об этом знают все!

— Да, был в моей биографии такой незначительный факт, — заскромничал академик, опуская и прищуривая бесцветные глаза. — Долгое время моя карьера шла вверх, я достиг многого, очень многого… Конференции, лекции, научная работа, которая поначалу мне нравилась и доставляла удовольствие — все это служило мне средством для достижения моих «хотелок»: машины, квартиры, путешествий, да мало ли чего. И постепенно, как и все, я стал работать ради работы. Знакомо, правда? Но однажды я почувствовал, что дальше не могу. Просто устал и перестал видеть смысл в этих бесконечных крысиных бегах.

Академик размахивал в воздухе остатками зубочистки словно дирижер палочкой.

— Понимаете, от всего этого я мало спал, кое-как питался и чувствовал себя, словно выжатый лимон. И так мне стал невмоготу взятый мною темп, что я принялся искать решение, что же мне, собственно, делать и как облегчить груз, который я взвалил сам на себя. — Он задумался и замолчал.

— Вы говорили про пирамиду…

— Верно. Знаете, во многом прав этот Маслоу, кто бы он ни был. Люди действительно так поступают: стремятся к удовлетворению всех своих потребностей, тратят силы, часто впустую, на их достижение, на собственные ненужные и бесполезные фантазии. Желают чего-то неосуществимого, не учитывая своих реальных сил и возможностей, просто из зависти и элементарного человеческого эгоизма: у Пети есть, а у меня нет, утоплю-ка Петю, и у меня будет, а Петя останется ни с чем, вот, растяпа. Ну, вы понимаете. И так раз за разом, с переходом на следующий, более сложный уровень они теряют силы, теряют себя и, видите ли, нисколько не чувствуют себя счастливыми. Вот и я не был исключением. И однажды, когда я дошел в своих устремлениях почти до конца, но уже не мог сдвинуться дальше ни шаг, задумался вот над чем. А что будет, если достичь вершины? Апатия? Страх скатиться вниз? Смерть? Что же ждет того, кто каким-то чудом добрался на самый верх этой чертовой пирамиды?

Академик выплюнул остатки зубочистки в салфетку и вопросительно посмотрел на меня.

— И знаете, к каким выводам я пришел? Неутешительным. Ничего его там не ждет, этого редкого счастливчика. Пустота, понимаете? Может показаться, что там, наверху есть счастье от удовлетворения всех потребностей. Может. Но это не так. Человек только при восхождении потратит столько усилий, что души ему не хватит, чтобы насладиться своими достижениями. Тогда я выдвинул одну занятную гипотезу. Простую по сути, но сложную в реализации. А что, если не стремиться к той проклятой вершине? Просто задушить свою зависть и неуемные желания, свое эго и не бороться за уровни, никого не расталкивать локтями, а просто жить. Остановиться внизу, удовлетворив только базовые потребности, самое необходимое для жизни. Буду ли я тогда ощущать себя свободным и счастливым? Я поделился своими соображениями с несколькими коллегами, но они только посмеялись и посчитали мою социологическую теорию чем-то вроде чудачества престарелого академика. Снисходительно улыбались, когда я излагал свои взгляды, а потом незаметно крутили пальцем у виска, когда я не видел. Но знаете, чихать я хотел! Все, что мне было важно — не обессилеть совсем в погоне за благополучием, остаться самим собой, понимаете? И я стал ограничивать себя во всем. Продал машину и хожу пешком, просторный дом, который требовал больших вложений поменял на небольшую каморку. Я перестал путешествовать, ездить в загранкомандировки и давать интервью, и теперь почти все время провожу дома. Странное дело, мне сразу стало легче: появилось больше свободного времени для сна, отдыха и личных занятий. Представляете, я перечитал всю русскую классику, чего не делал, наверное, со школы, получая от этого невообразимое удовольствие. Иными словами, я исключил большинство своих потребностей, навязанных обществом и другими людьми с их хаотичной суетностью и бестолковостью взглядов и суждений.

Академик снова задумался.

— И что потом?

— А что? Мне удалось каплю за каплей вытравить из себя никчемного, бесполезного потребителя и больше времени посвящать служению науке, призванию, другим людям, да хотя бы и даже той студенточке, что к нам подходила только что. И знаете, я счастлив. Да-да, по-настоящему счастлив, потому что мне ничего больше не надо. Разве что, поспать, поесть, пописать свои книги, не ставя перед собой цели их закончить. А самое интересное, знаете, что? Отказавшись от этой безумной гонки за мнимым успехом и благополучием, однажды утром я ощутил себя абсолютно свободным, будто уже стою на вершине, будто я уже там, представляете? Да, вы не ослышались, там, наверху пирамиды Маслоу. Для меня она словно перевернулась, но при этом странным образом встала на место. И чтобы достичь всего остального, мне больше не надо карабкаться вверх, а просто расслабиться и опускаться вниз, если хотите, под силой собственной тяжести. И все приходит. Да-да, все приходит само и в свое время: самореализация, признание, слава. Денег, которых вечно не хватало, стало столько, что мне их некуда девать. Я, знаете ли, стал вкладываться в благотворительность, чем никогда раньше не занимался. А что? До конца жизни мне не потратить всего, что я имею.

Я молчал, пытаясь переварить услышанное. Кто он? Гениальный безумец? Аскет? А быть может, городской отшельник, один из тех, кто посвящает жизнь отказу от всего мирского, или наоборот — городской сумасшедший. Странно, но академик больше не казался мне убогим оборванцем и попрошайкой. Напротив, теперь он напоминал благообразного старца, такого, каким обычно изображают Деда Мороза на новогодних открытках. Так и казалось, что академик вот-вот достанет из-за колченогого стула мешок с подарками, охнув от натуги, взвалит на плечо и пойдет на детскую елку. Его внимательные глаза лучились светом и добродушием, да и сам он тоже будто светился изнутри радостью и весельем.

На его фоне все окружающее нас выглядело ненастоящим, игрушечным: все эти куда-то бегущие люди, отрывки их бесполезных телефонных разговоров, вся эта суета и гвалт посетителей кафе. В тот миг даже я сам себе казался ничтожным со своими мелочными проблемами: машиной в ремонте, биржей, работой, квартирой и упрямыми заказчиками, вечной нехваткой времени и денег, беготней и спешкой.

— Что же вы не идете? — поинтересовался академик и кивнул на мою сумку, про которую я за разговором успел забыть.

— Да-да, — спохватился я, вскакивая. — Мне пора! Спасибо за историю!

— Постойте. — Академик схватил меня за рукав. — Понимаете, не важно, стоите вы на месте или двигаетесь, не важно вверх или вниз, но с этими пирамидами всегда одно и то же: рано или поздно они переворачиваются. — Он лукаво подмигнул напоследок и отпустил мою руку.

Уже на улице я несколько минут постоял рядом с торговым центром и пепельницей, вокруг которой валялись недокуренные бычки, вдыхая воздух, пропитанный выхлопами машин, и силясь вспомнить, что собирался делать перед посещением кафе. Потом медленно достал телефон, набрал номер своего заказчика и отменил встречу. Срочных дел у меня не было, отныне и навсегда.

0 Комментариев

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Новинка

Как предать наглеца забвению
Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031